О поэзии, или как устроиться на работу в Израиле без иврита

О поэзии, или как устроиться на работу в Израиле без иврита

У меня закончилась первая рабочая неделя в Израиле. Я работаю теперь в сфере ухода за одинокими пожилыми людьми. Это лучшее, что я смог найти без иврита. Если вам скажут, что в Израиле можно прожить без иврита - не верьте. Это полная чепуха.

Вы можете прожить без иврита в трех случаях: если вы программист, если вы здоровый тупой бугай или если вы сексуально раскрепощены. Программисты, как тараканы, выживут даже при ядерном взрыве. Здоровый бугай устроится грузчиком в порту. А сексуально раскрепощенный человек продаст свою анальную девственность. Это можно делать регулярно, так как сложно проверить. Моя жена очень настойчиво рекомендовала мне этот вариант. Но я закрепощен.

Первым делом я пошел в бюро по трудоустройству. На меня внимательно посмотрели и спросили:

- У вас какое образование?

- Высшее.

- Кем раньше работали?

- В офисе.

- Кем?

- Офисным работником.

Сотрудница бюро посмотрела на меня глубоким взглядом.

- Иврит, судя по вашему виду, не знаете?

- Нет. Зато знаю русский, немецкий, английский, немного испанский, также учил румынский, латынь, старославянский...

- У нас тут нет древних славян, - сообщила сотрудница бюро. - Тяжести поднимать умеете?

- У меня грыжа.

- Тогда у нас для вас работы нет.

На следующий день я увидел, что магазин кофе через дорогу от нас ищет продавцов. В ответ на мой запрос мне прислали описание 400 сортов кофе и попросили все это выучить. Я выучил примерно два. При необходимости описать оставшиеся 398 я собирался импровизировать. С этим подходом я успешно учился на филфаке.

В этот момент начался карантин, и все подобные заведения закрылись.

Как я провел карантин, рассказывать не буду, эти события слиплись в одно неразличимое пятно. Один раз я почти нашел подходящую работу:

"Требуются молодые отважные люди. Иврит не нужен."

- Алло, я по поводу вакансии.

- Ищете работу? Какую именно?

- В качестве отважного людя.

- Гражданство Израиля есть?

- Есть.

- Тогда вы нам не подходите.

Я так до сих пор и не понял, кого они искали и зачем.

В Израиле вообще много странного. Например, недавно у нас стала скапливаться вода под унитазом. Сантехник нашел протечку и потом сделал такую дикую вещь, что это до сих пор не укладывается у меня в голове: он достал из кармана комок какой-то грязи, засунул в рот, пожевал и этим потом залепил трещину.

Я подумал, что это метафора всей моей жизни. В ней есть огромная дыра нелюбви, и я ее залепляю чем попало.

Наконец, я решил устроиться в дом престарелых. Моя бабушка умерла в таком доме престарелых в Израиле, пока я жил в Москве. Я подумал, что если я буду работать в доме престарелых, то как-то искуплю вину перед ней.

- Мы вас возьмем, если вы сделаете тест на коронавирус, - сказали мне. - Требование начальства.

Я пошел к врачу.

- Мы не делаем тест на коронавирус, если нет симптомов, - сообщил врач.

- А если вызвать скорую?

- То же самое. Сначала заболейте.

Я позвонил в дом престарелых.

- Они не делают мне тест. Хотят, чтобы я сначала заболел.

- Если вы заболеете, мы вас взять не сможем.

- А если я здоров, меня не протестируют.

- Ну так вернитесь, покашляйте.

Я снова отправился к врачу. Врач презрительно осмотрел меня и написал какой-то диагноз на иврите. Понять ничего было нельзя, и я прогнал его через гугл-переводчик:

"16 мертвых находок: хорошее общее состояние необходимо, дыхательных расстройств нет. Морда - рубиновая, семяизвержения нет, правильные мочки уха."

Я не знаю, что там было написано на самом деле, но почувствовал себя униженным. Еще целый месяц я мудохался с этим домом престарелых. Они написали ходатайство в Министерство здравоохранения Израиля! Министерство выдало мне лично направление на тест, и мы ездили всей семьей в другой город, где меня торжественно протестировали посреди улицы в каком-то вагончике, похожем на те, в которых продают мороженое в американских фильмах. Коронавируса не было.

Я чувствовал, что работа мне обеспечена, и похвастался нашей тель-авивской подруге Маше:

- Я буду работать в доме престарелых!

Маша внимательно осмотрела меня и спросила:

- В качестве престарелого?

На следующий день выяснилось, что вакансии больше нет. От коронавируса умерло слишком много престарелых, и новые работники были не нужны. Начались сокращения персонала. Я снова позвонил в бюро по трудоустройству.

- Есть работа на пластиковом заводе.

- Иврит не нужен?

- Для этого - нет.

- Для чего "для этого"?

- Вам нужно будет класть в в коробки разные пластиковые штучки.

- И все?

- И все. С двенадцати ночи до семи утра.

Я сел в автобус и поехал на завод. Всю дорогу вспоминалось, как я приехал из Германии в Москву и работал зимой на рынке, бегая от ментов. Тогда первая жена мне сказала:

- Ты должен получить высшее образование! Я не могу быть женой продавца пиратских дисков.

- Но я же поэт! Ты будешь женой поэта.

- Я не хочу быть женой поэта-продавца пиратских дисков...

Мне пришлось поступить на филфак МГУ. Было это непросто. Начнем с того, что у меня не было денег учиться на платном. А на бесплатный не брали иностранцев. Школьный аттестат у меня был только немецкий.

Страшная тайна моей жизни состоит в том, что мы купили российский школьный аттестат в подземном переходе. Было это очень просто. В переходе стоял серый незаметный человек с табличкой "Аттестаты, дипломы". Он взял мои данные, через неделю перезвонил и мы в том же самом переходе забрали готовый аттестат. По нему я и поступил.

И вот 6 лет учебы в главном ВУЗе страны, Stella Art Foundation, Венецианское биеннале, лонг-листы литературных премий, работа в МТС, Эксмо и Miele - и теперь я буду ночью "класть пластиковые штучки в коробки". В этом была какая-то сладкая завершенность.

Когда я выходил из автобуса мне позвонили:

- Никитин?

- Да.

- Вы еще подумываете помогать престарелым?

- Меня на завод берут.

- Кем?

- Буду помогать маленьким пластиковым штучкам попадать в коробку.

- Не ходите.

- Почему?

- Вы там с ума сойдете.

- Ну а что мне - с голоду помирать?

- Идите к нам. Уход за престарелыми на дому.

Я не доехал до завода.

Теперь я трудоустроен. Денег мало, но в перспективе можно взять еще несколько дедушек. Пока их двое. Один - очень довольный жизнью, толстый, веселый дед по имени Ури. Мне рассказали, что до сих пор у него работали только девушки, и он "с ними начинал". Моя жена на это сказала: "Может быть, тебе приходить к нему в женской одежде?"

Я не понимаю ни слова из того, что Ури говорит. Правда, в основном он поет. Мы объясняемся жестами. Иногда я что-то пытаюсь сказать: получается смесь из четырех языков, потому что они перемешались у меня в голове. Например, я собирался спросить его, где взять половую тряпку и произнес такую фразу:

- Wo ist rag para רצפה?

"Wo ist" - это немецкий, "rag" - английский, "para" - испанский, а רצפה (рицпа) - иврит.

Ури нужна только уборка. Я подметаю весь дом, вытираю пыль, мою пол и посуду.

Потом я иду ко второму деду. Его нужно мыть. Ему 89 лет, и мыть себя сам он больше не может.

Моя жена и здесь продемонстрировала чудеса остроумия. Я спросил ее:

- Что думаешь, как лучше его мыть? Я же весь промокну.

- А ты тоже разденься!

Впрочем, оказалось, что в Израиле одежда высыхает быстрее, чем мокнет.

Деда зовут Моше. Моше нужно раздеть, переложить с кровати на инвалидное кресло, отвезти в душ и посадить на стул. На стуле я его намыливаю, мою, вытираю и везу обратно. Прикасаться к чужому, старому телу неприятно, но не так ужасно, как я воображал. Надо просто понять, что тело такая же безобидная вещь, как земля или песок. Причиндалы Моше моет сам, что является несомненным плюсом. Вчера, когда я поливал его водой, Моше неожиданно сказал на чистейшем русском языке:

- Я прошел всю войну.

Я вздрогнул, потому что не знал, что Моше может говорить.

- Великую Отечественную?

- Мне было 10 лет. Папа и мама погибли. Тогда я пошел в партизаны. Мне отморозило обе ноги. А вот эта рука сгорела. Когда война закончилась, мне было 15 лет.

Потом он снова ушел в себя.

Я вытер его насухо, отвез обратно в спальню и одел. Моше мгновенно уснул. Я отправился домой и всю дорогу думал о том, что эта работа имеет большое отношение к поэзии. Она ближе к поэзии, чем критика, редактура, издательское дело. Не знаю, почему, но я интуитивно чувствую, что это так. Может быть, потому что стихотворение - это как глоток воды, который тебе кто-то подносит, может быть, потому что поэзия готовит человека к смерти. Понять это очень трудно и невозможно объяснить.

Евгений Никитин

Вы можете поделиться статьей у себя в соцсетях:

Понравилось?
Подпишитесь на обновление через Е-Майл:
и Вы будете получать самые актуальные статьи
в момент их публикации.
Посетите и поделитесь Вашими мыслями на форуме

(6 оценок, в среднем: 4,33 из 5)

 Loading ...