Война и судьбы. 1939-1945 — Неписанные истории. Семейные воспоминания о Второй Мировой

Война и судьбы. 1939-1945 - Неписанные истории. Семейные воспоминания о Второй Мировой

Не все они героические, не все отличаются точностью исторических обстоятельств. Но все - искренние. В этой статье мы предлагаем дайджест некоторых из них.

Тарас Антипович, журнал "Современность" - о деде, Ивана Тимофеевича Дениска

Однажды ночью заснули, обессиленные, в перелеске. Дед проснулся от звука мотоциклов. Вскочил, видит: на опушке с белым флагом стоит их командир - капитан-эстонец, а лесок весь окружили немецкие автоматчики на мотоциклах.

Сопротивление не имело никакого смысла. Спасибо капитану-эстонцу, не поднял своих ребят на бессмысленную стрельбу против моторизованной армады автоматчиков.

В кармане у деда был ком сахара. И кружка с водой была его единственным блюдам несколько дней в лагере для военнопленных.

Дмитрий Ткаченко, Днепропетровск - об отце, Михаила Ткаченко

Приход немцев остался в памяти удручающим чувством отчаяния. В отличие от нас, молодых, пожилые люди достаточно спокойно (если не сказать благосклонно) отнеслись к приходу врага. Им в сознательном возрасте пришлось пережить коллективизацию и голодомор - кажется, Советская власть достаточно залила им за шкуру сала.

В отличие от нас, молодых, пожилые люди достаточно спокойно (если не сказать благосклонно) отнеслись к приходу врага. 

Немцы отходили, сдерживая нас небольшими арьергардами. Наш командир, младший лейтенант, поднимается в атаку, кричит, грозится пистолетом (собственными ушами слышал, как старшие дяди говорили, что надо бы его пристрелить). Бойцы неохотно поднимаются, бегут, падают, ползут. Вновь бегут. Особенно ужасно кричат ​​раненые в живот.

Мы выбросили щиток от пулемета, потому что его издали видно, немцы накрывают минометами. Веревка метров 15 привязали к пулемету, постреляли - меняем позицию - переползаем, а затем за веревку тянем пулемет. Осень, дожди, у немцев пулеметные ленты металлические, у нас - брезентовые, намокают, постоянно заедают в замке.

Сергей Лащенко - о Владимире Плотницкого, Житомир

Подъехали к реке Каменка, мои спутники вытащили из багажника автомат и большую противотанковую мину. Далее шли пешком, даже немного заблудились, прежде чем добрались до колеи. Железную тогда охраняли мадьяры, мы изучили график патрулирования и в нужный момент установили мину. Долго ждали, наконец, где-то в 3-й ночи, услышали шум поезда. Как билось мое сердце! Вдруг землю тряхнуло, раздался сильный взрыв, и совсем рядом просвистели осколки ...

Если бы вы только знали, как заедают комары в пойме Припяти! А зимой все страдали от холода ... Влага землянка - это комфортно, что могло быть. Для большинства же было лесное костер, или без него ... А как горько было видеть сожжены карателями деревни! Запомнилось село Мухоеды - мы туда зашли, когда дотлевали головешки ...

Впоследствии мы узнали, что с гитлеровцами воюют не только красные партизаны, но и украинские повстанцы. Командиры об этом никогда не вспоминали, но ребята между собой шепотом говорили. Кстати, я партизанил в украинской вышиванке.

Как-то летом 1943 года подходит ко мне побратим и говорит: «Ты слышал, что во Чоповичи украинская армия разгромила немецкую сотню? Почти всех положили! Только никому не говори ... »
Так, преимущественно благодаря разведчикам, мы узнавали о рейдах УПА. Впоследствии некоторые из наших перешли к украинским повстанцам, они были родными.

Олесь Кульчинский, переводчик - о бабушке, Марии Ивановне Безвершенко

Марию забрали на войну с первого дня как профессионального фармацевта - распоряжаться лекарствами. Прикрепили к одному из батальонов. Только она по вызову переступила порог военного комиссариата, как ей сообщили: собраться за несколько часов, взять самое необходимое - и на фронт.

Первая реакция женщины - слезы, просьбы отпустить. Невозмутимый и усталый военком ответил на это всего несколькими словами: "Выбирай. Или ты идешь на войну и сможешь выжить, или я тебя на месте расстреляю". Конечно, бабушка выбрала фронт.

Или ты идешь на войну и сможешь выжить, или я тебя на месте расстреляю". 

Пожалуй, самое ужасное, из пережитого бабушкой во время войны -  "Харьковский котел" в 1942 году, тогда наши войска попытались освободить столицу Слобожанщины, но из-за бездарного командования были окружены и потеряли как минимум 200 тыс. человек.

Владимир Корсун, заместитель председателя Черкасского областного отделения Украинского фонда культуры - о детских воспоминаниях о войне и оккупации

После вступления немцев на всех колодцах появились фанерные таблички на двух языках: "Trinkwasser - Питьевая вода". Сельсовет стала называться управой. Крестьянам было предложено выбрать старосту.

Выбрали дядю с Куриловки, которого я раньше не знал. Толстый и неповоротливый, он вызвал у нас, мальчишек, пренебрежение, но на самом деле никому никакого зла он не причинил, хотя свои десять лет за это староство и отсидел. Но это было потом.

Объявили о создании полиции. Одним из первых полицейских стал кавалер ордена Ленина, недавний бригадир тракторной бригады (в те времена изрядная должность!).

Он пошел к немцам, заявил, что в районе оставлено партизанский отряд, показал тайные тайники с продовольствием, оружием и боеприпасами. Все партизаны были арестованы и повешены на площади в Валках. Среди них председатель сельсовета, а также наши учителя Требухов, Обризан, Абрамов.

Айше Юнусова, журналист - о деде, Мидате Юнусове

Два дня спустя, после ухода советских войск, 11 сентября, появились немцы.  Шел дождь. Высоченные солдаты в черных касках и дождевиках проезжали на таких мотоциклах с трубками, на груди у них почему-то висели пластины из метала. Сестра и я наблюдали за немцами из окна.

Немцы сразу схватила 13 местных мужиков, включая председателя колхоза, секретаря, бригадиров, и на окраине села их расстреляли. Таким образом мы оказались в оккупации.

В день когда немцы захватили Севастополь, через нашу деревню проходили  колонны наших военнопленных. Если кто-то падал или не мог больше идти, расстреливали в упор. 

Больше всего не любили моряков - с ними долго не церемонились. После прохождения первой колонны с пленными вдоль села - мы насчитали 18 трупов. Всех их мы после захоронили в общей могиле.

Поутру все кто жил в нашей деревни -  в основном, стариков, женщин и детей (мужчины все были на фронте) - отвезли  на ближайшую железнодорожный вокзал, и совместно с другими людьми затолкнули в вагоны для скота, с решетками вместо окон, и далее повезли не сообщив куда и зачем. Через 22 дня, нас наконец вывели из вагонов  в  Узбекистане. До нас дошла новость, что в тот самый день, 18 мая 1944 года, из Крыма были депортированы все крымские татары, якобы за сотрудничество с немцами.

Из нашего села (а оно было полностью татарская) в 41-м году ушли воевать с фашистами 125 человек, а вернулись живыми только 27. Погибли на фронте и два моих старших брата. У советской власти был свой подсчет ...

Тарас Шамайда, корреспондент - о деде, Николае Васильевиче Кутько

Николая призвали в армию в мае 1941, а в июне его застала война. Служил тогда в учебной части авиаполка вблизи Коломыи. Водителей отступления массы техники не хватало, и Николая взяли помощником шофера грузовика.

"Мы поехали за танками на Киев, - вспоминает дед, - авиация наша была в Каменце, ее всю уничтожили в первые дни войны, а потом и нас начали бомбить." Мессершмитты "появляются внезапно, стреляют по машинам ... Дороги дымят, все завалено, массу убитых везут на подводах ... ".

Отступая на восток, в Житомире сожгли бензобазу, чтобы не досталась немцам.

"Наш автобатальйон - до 80 машин - отстал и догонял в этом беспорядке свою часть - с горючим и патронами, но без еды. Чтобы не заметила немецкая авиация, ехали только по ночам, за включеные фары - расстрел.

Весной 1945 года Михаэль, охранник из госпиталя, вдруг пригласил Николая домой.

"Приехали, жена его принесла нам закуску. И он говорит мне: У меня дочь 18-летняя и больше никого нет. Давай я тебя оформлю как своего зятя.

Думал, что как родственника красноармейца, советская власть его не тронет. Немцы боялись очень за свои семьи, и в самом деле наши в Германии всякое творили, я это потом видел собственными глазами.

Олег КОЦАРЕВ, поэт, прозаик, журналист, аспирант (Харьков) - о прадеде, Алексее Крамаренко

Из всех крупных украинских городов жизнь в Харькове была чуть ли не самой тяжелой. Нацисты сознательно ограничивали доступ горожан к продовольствию, ввели чрезвычайно жестокие репрессии.

Впрочем, для антуража, и здесь нужно было организовать местное украинское самоуправления. И, как рассказывает историк Анатолий Скоробогатов, немцы после консультаций с преподавателями Технологического института - где, возможно, была их резидентура - назначили бургомистром Алексея Крамаренко.

В августе 1942 года Алексея Крамаренко арестовало гестапо. По одной версии, за какие-то продовольственные махинации. По другой, он слишком активно помогал освобождать узников концлагеря на Холодной горе - в том числе партизан и евреев.

Кроме того, приятельница их семьи Иванцова передавала от советской разведки предложение о сотрудничестве, а Крамаренко отказался, и за это информацию о нем красные могли "слить" своим нацистским коллегами. А может, наоборот, он действительно сотрудничал с советской разведкой или сопротивлением. Словом, как сказали в гестапо моей бабушки Валерии, "вашего отца орестовали до конца войны".

Кто-то говорил, что немцы его расстреляли, кто-то - что вывезли в Польшу во время отступления. А еще один знакомый нашей семьи якобы видел Алексея Крамаренко после войны в Лондоне, где он жил под другим именем. Хотя, может, это просто романтические легенды ...

Сергей Таран, политолог - о бабушке, Таран (Швачко) Мария Игнатьевну

Однажды в доме немцы организовали пекарню. Конечно, бабушке немного из того доставалось. Домой завозили муку и, главное, дрова, что в то время на селе считалось большой ценностью. Этим дровам очень позавидовала соседка Дунька, которая, пошла в управу и сказала, что бабушка - жена комиссара, а "всех комиссаров вы вешаете".

Семьи комиссаров немцы действительно казнили, и на следующее утро в дом пришли гестаповцы ("в черной форме") и по-бюрократическом спокойно сообщили, что поскольку она - жена комиссара, то и ее, и ее детей завтра повесят.

Уговоры не имели никакого смысла, и бабушка хорошо помнит, что очень хотела чтобы ее повесили первую, чтобы не видеть как вешают детей. И их бы точно повесили. Если бабушки Мани не пришло в голову показать гестаповцам довоенную фотографию, на которой, петлиц видно, что ее муж никакой не комиссар, а "лишь" офицер Красной Армии. Казнь отменили.

Загрузка...

Посетите и поделитесь Вашими мыслями на форуме

Понравилось?
Подпишитесь на обновление через Е-Майл:
и Вы будете получать самые актуальные статьи
в момент их публикации.

(1 оценок, в среднем: 5,00 из 5)

 Loading ...